Будильник сработал в восемь утра. Мгновенно проснувшись, я чувствовал себя бодро, словно только вылез из душа или вовсе не спал. Встал, надел трико и отправился в ванную, громко шаркая своими не совсем «здоровыми» тапками, которые давно требовали ремонта, а точнее молили меня о том, чтобы я, наконец, выкинул их на помойку. Возможно, у читателя возник вопрос, почему я написал, что надел с утра трико, а о том, как я надел свои «больные» тапки не было сказано ни слова, если даже у читателя и не возникло такого вопроса в любом случае я на него отвечу. Я не надевал свою домашнюю обувь, потому что я не снимал ее, а, следовательно, спал в ней. К тому же находясь в гостях у Морфея очень удобно гулять по многочисленным залам его дворца в обувке, я думаю мало, кому доставит удовольствие ходить босиком по холодному мраморному полу.
-Что-то я отвлекся. Лучше расскажу, что было дальше.
Так вот, стою я в ванной напротив зеркала, оно отражает мое слегка помятое сном лицо, по нему стекают уже остывшие капли воды, а в глазах еще видно то состояние бодрости, с которым я проснулся, но постепенно к нему примешиваются другие чувства. Слабость, пробежавшая по всему телу, заставила подумать, о том, что бы вернутся в постель и никуда не ехать. Потом я подумал, что человек, случайно попавший под асфальтный каток, чувствовал бы себя гораздо лучше, чем я ощущаю себя сейчас. Вдобавок ко всему я стал ругать ветеранов, которым заблаговременно вручали медали, по случаю шестидесятилетия победы над фашистской Германией, а я, будучи одним из музыкантов муниципального духового оркестра, был обязан присутствовать в некоем подмосковном городке, дабы озвучивать со всеми остальными столь торжественное событие. Но потом я перестал обижаться на старичков, которые, несомненно, сделали мое будущее светлей, чем оно могло бы быть. В итоге всю вину за мое плохое самочувствие взял на себя не в чем неповинный асфальтный каток.
Немного позже я уже сидел на кухне завтракал, так как утром я ничего не ем, моим завтраком оказалась горячая кружка чая без сахара, причем выпил я ее так, как будто чай в чашке был холодным. Позавтракал! Зашел в спальню переоделся и вышел в прихожую, там меня ожидали два очаровательно-грязных, черных, поношенных туфля, на приведение их в божеский вид времени не осталось, пришлось надеть грязными. Накинул на себя куртку, взял Валторну, пюпитр и вышел на улицу.
Погода дождила, хотя нет, наверное, это тучи дождили, точнее они делали вид, что дождят, но на самом деле они накрапывали чем-то, что уж точно не походило на дождь.
По дороге к железнодорожной станции ничего интересного не произошло, но вот когда я почти дошел до платформы, внезапно подлетела электричка, подрезав мне путь к ней. Дождавшись когда, она проедет, я стал догонять свой транспорт. Держа в одной руке пюпитр, а другой рукой придерживая висящий на плече футляр с инструментом. Из-за громоздкого кофра бежать не получалось, погоня вышла с каким-то дурацким подскоком. Забежал я в последний вагон, постоял немного в тамбуре и прошел внутрь салона. Встал у ближайшего окна с левой стороны относительно движения состава, направлявшегося в Москву. Пять минут спустя поезд прибыл к следующей станции. В вагон зашел один единственный пассажир, роста среднего в черных туфлях с заостренными носами, в дорогом темно-синем костюме, у воротника кипельно белой рубашки висел галстук.
Это был президент. Он скромно присел у первого окна с правой стороны, напротив него «плакала» желтая искореженная урна. Мужчина стал разглядывать ее с серьезной мыслью на лице, потом посмотрел на меня в поисках поддержки своей мысли, с моей стороны. Затем, развернувшись спиной к окну, стал осматривать убогий салон. Пока господин президент проделывал все выше перечисленное, электричка остановилась. На перроне было много народу. Автоматические двери открылись, толпа хлынула внутрь. Когда все сидячие места в вагоне оказались, заняты, из толпы показался еще один представитель власти товарищ Лужничков. Одет он был довольно просто ботинки, брюки, матерчатая куртка, на голове «дремала» кепка. С властным выражением лица, он встал рядом с «плачущей» урной. Народ тем временем все пребывал, с одной и другой стороны вагона стали накатывать волны, созданные теми, кто еще стоял на перроне, пытаясь войти, они толкали стоявших в тамбуре, а они в свою очередь проталкивали первых вошедших в глубь салона. В середине пассажиры сталкивались друг с другом, от чего обе волны возвращались к истокам их возникновения. Так повторилось еще несколько раз. Полная женщина, случайно попавшая в одну из таких волн, придавила всем своим весом товарища Лужничкова. Его «спящая» кепка съехала набок, от чего он стал выглядеть несколько глупо, властный вид сошел с лица, на нем теперь краснело недоумение, а заодно отчаянье безвыходности этого положения.
В другом конце салона кто-то подобно оратору пафосно выступал. Голос его звучал так громогласно, от чего возникало ощущенье, что трибун стоит всего лишь в нескольких метрах от меня. Голос принадлежал депутату Жириковскому:
-Мужик ты, куда прешь со своей телегой, стой в тамбуре, подонок! Бабуся, а ты какого лешего с утра пораньше, шляешься по электричкам? По делам говоришь?! Не было бы у тебя бабушка никаких дел, если б Дума не оставила Москвичам частично льготы. Эй, вы два подонка уступите бабке место, а то она до дел своих не доедет, прям здесь богу душу отдаст.
Неожиданно из соседнего вагона появились контролеры. Они стали проверять билеты. Жириковский узнав вошедших, сразу переключился на тех. Дело в том, что «добрая» половина пассажиров ехала зайцем, конечно депутат был одним из них! Деньги платить, безусловно, было жалко, а бегать от контроля такому человеку, как он не солидно. Предпочтя первое, Жириковский разразился коротким монологом.
-Ходят тут, понимаешь ли, обирают честных людей.
Затем отдал женщине с жетоном на груди свои честно заработанные двадцать рублей. Интересно вот еще что, остальные честно зарабатывающие люди не смогли позволить себе такую роскошь как заплатить по двадцать рублей, не говоря уж о покупке билетов в кассах и ежемесячных проездных. Контроль всех безбилетных просили проходить к выходу. Были, правда и те, что предъявляли билеты и проездные, но делали они это с особо кислыми выражениями на лицах.
Я же принадлежал к другому слою населения именуемому как студенты. Студенты это-люди ездящие бесплатно и нам не важно будь то метро, трамвай, троллейбус, автобус, поезда пригородного или дальнего следования. Поступаем мы подобным образом совсем не потому, что у нас нет денег. Как раз таки деньги у студентов есть всегда. Причина тут иная, эти деньги можно потратить гораздо лучшим способом, ну хотя бы попить пивка в кругу друзей. Наличие контролерш меня не волновало, до меня им было далеко, при том на следующей станции я сходил.
Повернувшись лицом к окну, я стал любоваться весной. Параллельно железной дороге тянулась лесополоса, она иногда обрывалась заброшенными заводами, складами, а порою просто пустырями. Вот и сейчас лесополоса, правда, не прервалась, а значительно поредела, под покровом зазеленевших берез с километр растянулось кладбище. Внезапно неоткуда возник невидимый смерч, он привел в движение сначала деревья, затем кресты, памятники, гранитные плиты, водяную цистерну, стал засасывать все эти предметы в черную дыру, открывшуюся в земле. Наша электричка тоже попала в этот неистовый круговорот, но в то же время она продолжала движение.
На фоне всего происходящего в моей голове гуляла подобная воронка мыслей, одну мысль за другой я стал выхватывать оттуда. Думал я вот о чем; Зачем мне все это нужно? Куда я еду? Ради чего? И все эти люди с заспанными, несчастными лицами, видящими лишь несколько вещей в своей жизни ( четыре стены, электричка, работа, электричка, четыре стены.) и все это повторяется изо дня в день. Неужели я один из них и меня ждет все именно это? Тут я вдруг понял, что совершенно случайно попал сюда и эта электричка со всеми его пассажирами едет к неизвестной и ненужной для меня цели. Этот проклятый поезд всегда будет ездить кругами и конечная его цель ничто, а мне достаточно сойти с него, чтобы узнать для чего мне все это нужно, куда я еду и ради чего! С него может сойти любой из пассажиров, чтоб понять смысл своего существования на этой планете, ощутить радость того, что вероятно, где-то без него не крутились бы шестеренки и не работали механизмы, которые обеспечивают теплом и светом десятки тысяч домов. Кто-то, несомненно, внесет мировой вклад в развитие науки, медицины, культуры. Возможно, в далеком будущем наши дети будут рассказывать своим друзьям, как незабываемо провели время, исследуя пещеры луны, бродили по бескрайним пустыням марса или просто бездельничали лежа на пляже у берегов моря, любуясь многочисленными спутниками, какой-то далекой и еще не изведанной планеты. Внезапно все эти мысли исчезли, они утонули в голубом озере, которое все время сменяет унылый вид кладбища. Мой транспорт стал притормаживать. Развернувшись спиной к окну, я обнаружил, что товарища Лужничкова рядом с президентом не было, его кепка тем временем плясала где-то в тамбуре. Как истинный заяц, он не хотел, что бы перед его носом закрылись двери вагона, до которого ему еще предстояло бежать. Поэтому Лужничков приготовился к забегу заранее, выбрав для этого одну из лучших позиций. Состав остановился. Двери открылись. Зайцы друг за другом стали перебегать в впереди идущий вагон. Тамбур опустел. Не спешили лишь те, кому нужно было сходить на этой станции. Я обратил внимание на президента, он стоял на расстоянии вытянутой руки от меня. На лице избранника народа была улыбка, она совершенно не выражала радость, скорее всего в ней было что-то стыдливое, думаю, что чувство стыда посещает каждого человека, который неожиданно для себя становится зайцем. Мы вышли вместе.